Я любил, бывало, мальчишкой пристраиваться в углу сарая на корточках и оттуда молча смотреть, как ритмично цвиркает молоко в ведёрке – две перекрёстные голубоватые струйки, не затихающие ни на минуту. В тесной закутке стойко и густо пахло парным молоком, от него щекотало ноздри, хотелось тут же припасть губами к ведру и жадно, не отрываясь, впитывать тёплую пенную влагу.

Перед тем как закончить доить корову, мать посылала меня в избу за кружкой, я стремглав уносился и возвращался в закутку с тяжёлой медной посудиной. Мать зачерпывала до краёв и протягивала мне кружку молока. Ласково улыбаясь, она смотрела, как я, причмокивая и сопя, отпивал молоко крупными, жадными глотками, а сама заталкивала под миткалевый платок тёмные прядки выбившихся волос. Тогда они были ещё без проседи, гладкие и блестящие, как напомаженные. И лицо у матери было гладкое, без морщин, с тёмно-красным печным румянцем. От неё исходил постоянно один и тот же запах – запах свежего молока. Сколько я помню себя с ранних лет, мать всегда пахла парным молоком. Я любил вдыхать еле внятный волнующий этот запах, беззаботно уткнувшись лицом в колени матери… Если б могло всё это когда-нибудь воротиться!..